«Столько грязи, что в ней вполне можно утонуть,» думал Сард, глядя на свою красавицу-супругу.
С красивых губ слетали слова, которые должны были очень больно, почти смертельно, ранить мужские самолюбие и гордость и пошатнуть любое самообладание. На свое счастье у лорда напрочь отсутствовало первое, второе касалось только военной сферы и семьи, ну а третье... Нет, третье все же было уязвимо. Он уже чувствовал как внутри него рождалось раздражение — едкое, мерзкое, оно рвалось наружу, словно хотело разбить скорлупу и вырваться на свет, которого не было.
«Хотя нет, не грязи,» сказал себе Сард, «Яда. Так много, что мне уже давно пора было умереть.»
И, как только он подумал об этом, ему показалось, что у девушки, сидящей на другом конце стола от него, действительно сверкнул яд на зубах.
«Как гремучая змея. Видит, как близко я подобрался, и отпугивает меня, на все готова. И если  подойду слишком близко — бросок, и она вонзит в меня острые зубы, и отрава понесется по венам, дальше, в ткани, и не успокоится, пока я не умру.» Сард ухмыльнулся этому образу. Супруга, очевидно, не ожидала такой реакции, и на мгновение замолчала. Но потом она взяла себя в руки, и лорд услышал очередное завуалированное оскорбление в свой адрес.
«Если бы я так говорил, то давно уже был рассеян где-нибудь в космосе.» решил он. Мужчина взял вилку у нож и вонзил оба предмета в сочный кусок мяса, лежавший перед ним на тарелке. Во время второй смены блюд девушка становилась особенно злобной. Однако связи между мясом и этой закономерностью Сард не видел. Он отрезал небольшой кусок мяса и отправил его в рот.
«Надо приставить охрану к этому повару. Такой талант нужно беречь,» подумал он про себя, наслаждаясь по-настоящему нежным и вкусным мясом. Девушка заметила это и что-то тихо сказала. Судя по всему, это выражение она не могла скрыть ни за какими ложными любезностями. Мужчина покончил с этим куском, и, все еще готовый продолжить обед, внятно и громко попросил:
- Дорогая, боюсь, я вас не расслышал, повторите пожалуйста.
В ответ он услышал только молчание и возню слуг, готовящихся к подаче десерта. «Дорогая» стала проявлять неподдельный интерес к тому, что творилось у нее в тарелке.
И примерно на этом моменте Сард сломался.
Он положил нож и вилку так, что было видно — с обедом он еще не закончил, и убирать тарелку было рано. Промокнул губы белоснежной салфеткой и положил ее справа от себя. Пригубил красного вина из бокала, отодвинул стул и, двигаясь спокойно и без всякого раздражения, прошагал к своей супруге. Девушка вцепилась в приборы, да так сильно, что костяшки ее царственных пальцев побелели. Но, надо отдать ей должное, она и не пыталась отпрянуть от мужчины — только повернула к нему лицо и смотрела на него взглядом все еще красивых, но уже отталкивавших, глаз.
Мужчина чуть наклонился и коснулся собранной в кулак ладонью ее лица, побледневшего.
Было что-то очень странное в том, насколько он уважал ее личное пространство — это было либо третье, либо четвертое его прикосновение со дня довольно безрадостной свадьбы. В белоснежном платье и чудесной вуали принцесса действительно казалась умирающей. Он начал гладить нежную кожу, а затем вдохнул тонкий запах, исходивший либо от ее волос, либо от ее кожи — точно сказать ему не позволяло отсутствие настоящей близости между ними. А еще мужчина почувствовал напряжение и даже некоторый страх, исходивший от нее почти также, как и тот загадочный аромат. Конечно же он мог взять ее силой, сломать и покалечить все то, что было внутри нее, те остатки невинности и радости, до которых не добралась еще боль от потери семьи, подруги и свободы. Но от одной только мысли об этом Сарда начинало тошнить и он чувствовал вкус желудочного сока у себя во рту. Насилие хорошо лишь на войне да в тронном зале, в спальне ему делать нечего. Во всяком случае Сарда подобные забавы нисколько не возбуждали.
«Каким уродом нужно быть, чтобы получать удовольствие от причинения женщине боли?»  подумал он, глядя в полные ненависти глаза.
- Я чудовище, - его голос прозвучал спокойно и четко в почти пустой обеденной зале, - Но не понимаю, почему ты ведешь себя хуже, чем я. Неужели ты не понимаешь, что этот яд убьет тебя и твоих подданных раньше, чем он убьет меня? Неужели не понимаешь, что случится с планетой и ее жителями, если меня не станет? Я чудовище, и могу приказать убить всякого, кто придется мне не по нраву, но я не делаю этого. Ты же приговариваешь к смерти тех, кого любишь. Почему ты делаешь это? Я хочу понять, - и продолжил ласкать бархат ее кожи.
«Прости, мама, но с внуками придется подождать,» подумал он про себя и едва не ухмыльнулся.